В такие моменты принято говорить "Финита ля комедия", но на язык шли только одни сплошные ругательства. Убийство должно было пройти гладко. Об этом никто не должен был узнать. Пожар, который не удалось затушить вовремя, потому что он начался ночью и никто не успел вовремя сориентироваться, а тела даже не станут искать, и пересчитывать. Никто не узнает о пропаже старшей дочери, никто не увидит отметин от клыков на шее всего семейства. Несчастный случай  в жаркое время года, они были настолько часты, что никто даже не вспоминал о жертвах дольше месяца, кроме самых близких родственниках. Но все они лежали сейчас перед молодым вампиром мертвые.
...А вставать с колен и разворачиваться лицом к вошедшему брату совершенно не хотелось.
- Ничего, что стоило бы твоего внимания. Брат.
Ох да, как же, названный братец. Принц Венеции. Эти слова хотелось выплевывать ему в лицо, чтобы он почувствовал всю ненависть, пропитавшую их словно яд, чтобы они жгли его совершенную белоснежную кожу, прожигали глубоко, до самого черепа. Его рок, его постоянный пример, Адавнан то, Адавнан се... Номер один, перед номером два, китайским болванчиком, подделкой, Мэланио, жутко похожим на него с этой постоянно присутствующей частицей "но".
И сейчас он каким-то совершенно неведомым образом оказался здесь. Словно он был действительно такой мощный, всесильный, что мог предугадывать каждый его шаг, видеть где он или просто следил за Мэланио, что было откровенной, но изрядно тешившей самолюбие, чушью.
Вампир вытер рукавом перепачканные губы и оскалился, глядя в лицо брата, нагло, но спокойно. Он не должен чувствовать его страха быть разоблаченным, хотя его уже разоблачили... Тогда он просто не должен чувствовать. Ничего. Ничего из того, что твориться у него внутри.
В голове кружились мысли. Если совет узнает, что его птенец убил целую семью, они не станут разбираться и сразу дадут добро на ее "успокоение". Что же... Тогда это сделал я.
- Я убил их. Знаешь, мы вампиры иногда пьем кровь людей. Это, как бы тебе объяснить, неотъемлемая часть нашей жизни, брат.
Легкая усмешка. Нужно скорее все тут поджигать. И уходить.

Он не мог не зажмурится. Просто не мог. Страх всегда был одной из его слабостей, особенно страх быть загнанным в угол. Он был связан с братом клятвой крови. Он был обязан ему подчинятся. Он проклинал тот день, когда позволил ему провести ритуал, но иначе он бы никогда не смог остаться подле него в Венеции. А в любом другом городе пришлось бы приносить клятву другому принцу, и еще не известно чего бы тот потребовал от Мэланио. Но пока брат не приказывал. Пока он просто говорил. Добродушно улыбался, как любящий и верный родственник, но сколько холода и нечеловеческой пустоты было в его глазах. Ледяной сдержанной ярости. Она разливалась в ночном воздухе, заставляя одиноко расставленные по мельнице лампады пламенеть ярче, а самого Мэланио покрываться мурашками.
- Мне не нужно твое позволение.
Стальные пальцы на горле, которые могут смять его и переломить пополам за несколько секунд. Мэланио только и успел что вцепится в них пальцами в инстинктивной попытке их разжать. Тупая боль в затылке, тепло капель, катившихся вниз по шее. За столетия своей жизни он испытывал и не такое, чтобы обращать внимания на раны. Они заживут. Но вот релегиозный свет.
..Исходивший от него "свет" жег глаза изнутри. Жег через веки, он видел его даже с закрытыми глазами. Распятый. Иисус. Губы помнили детские молитвы, но уже давно не поворачивались их произносить. Это была не смерть, это была нестерпимая боль. Голос Сира в ушах. Сейчас, зависнув между небом и землей, за прикрытыми веками он словно чувствовал его рядом с собой. Его руки, только его запах. Эти ноты в голосе, когда любое наказание могло было быть принято как милость. Только не будь он так уверен, что это его брат...
Придется наказать...
- Я так не думаю. Брат.
Пальцы резко сжались на запястье Адавнана, сжимая, ломая кости, поджигая рукава одежды. Он рухнул вниз так стремительно, что даже не успел сделать порядочный глоток воздуха, как дыхание снова кончилось от резкого удара об землю. Шея горела. Чтоб ты сдох здесь. Чтобы ты умер. Ненавижу тебя, как я тебя ненавижу. Резкий удар каблуком сапога под колено брата, подняться и врезать в живот, так, чтобы слышать его болезненный стон.
- Никогда не смей указывать, что мне делать! Никогда! Я не твой раб и никогда не буду твоим верным щенком. Я буду делать то, что я хочу и тогда, когда я захочу. Запомни это. Запиши если не можешь запомнить!
Мэланио бушевал. Руки неосознанно скручивали волосы принца в тонкий жгут, а слова он чуть ли не кричал ему в лицо. Наверное, это был тот единственный человек, который был способен вывести его из себя за доли секунд. Да даже без времени. Просто. Был способен вывести его из себя.
- Ты не Сир. Ты не смеешь мне приказывать. Ты никогда не будешь делать это.
Он чуть ли не горел. Он чувствовал, как потрескивает воздух вокруг, как тлеют половицы под подошвами сапог.
- Быть твоей копией...так унизительно. Что хочется...
Убить тебя и оставить посреди горящих тел. Он был принцем. Мэль не должен был его трогать. Словно связанный по рукам и ногам. Пара ударов, когда хочется намного большего.

Разводить пустые разговоры вместо того, чтобы просто вмазать как следует, втоптать в грязь, избить, покалечить, переломать каждую косточку, лишить всяческой возможности двигаться, а после наблюдать за скулящей переломанной куклой, некогда бывшей мощным вампиром - это была его слабость, это была его ошибка. Он боялся причинить брату непоправимый вред и одновременно боялся оставлять его в живых. Потому как и в том, и в другом случае наказание настигло бы его неизбежно, поэтому приходилось выбирать из двух зол самую наименьшую. Хотя тут еще можно было поспорить, что лучше - уповать на милость принца, или же, сконцентрировав все свои силы на удар, попытаться его убить.
Сейчас же скулить приходилось ему. Хвататься пальцами за переломанные, перебитые кости, ощупывая, очерчивая подушечками пальцев, с немым ужасом глядя в пустоту перед собой и не видя ни-че-го. Сейчас не к кому было ползти и некому было жаловаться, на то, что старший брат его избил или покалечил. Сейчас он был сам за себя, зная, что если Авн решит-таки избавиться от него, то ему придется...придется справляться с ним в одиночку. А если он решит порвать с ним узы... Нет, об этом было не время думать сейчас. Тихий вздох и тянущее ощущение где-то внутри, под ребрами, из живота, из сердца, словно из души, неприятное, но отрезвляющее. Тяжелый, полный обиды взгляд на брата, капризно сжатые губы.
Он не мог говорить, но мог выразить все взглядом. Рука сама по себе дернулась, скорее инстинктивно, выбрасывая огненную плеть, тонкими кольцами оплетающую шею брата. Огонь был мягким и пока лишь ласково облизывал подбородок и щеки, оставляя после себя легкое жжение. Но мне достаточно одного желания, и тебе будет больно. Отпусти. Отпусти...
Глубокий вздох, чувствуя возможность регенерировать хотя бы часть повреждений. Силы все еще вытягивались, но теперь он мог потянуться к Франческе, тихо-тихо, словно на кончиках пальцев, взять немного. Он был голоден, он просто не успел пропитаться с прошлого вечера, и сейчас это не играло ему на руку.
- Подумай...зачем ему тогда понадобилась такая копия, когда есть оригинал? - Смешок. Так больно говорить, что разумнее бы было промолчать, но молчать он не хотел. - Я заслуживал его любовь и внимание своими силами, а не прыгая каждую ночь к нему в постель. Ты же был его подстилкой. - Попытка ухмыльнуться и кривая гадкая улыбка расцветающая на лице. - И то я не уверен, что ты был способен его по-настоящему удовлетворить.
Наконец-таки выпрямится и сделать шаг вперед, прекращая подпирать стену. Втянуть плеть в раскрытую ладонь, параллельно мазнув по лицу брата, оставляя ожег, как бы случайно, ведь он же неудачная слабая копия, ведь так же?
- Он никогда не любил тебя, так как меня. - Ложь, в попытке морально унизить. Слова способны ранить хуже всяческих плетей. - Он просто спал с тобой.  - Провести пальцами по красному пятну на щеке братца и сочувствующие улыбнуться. - И всю жизнь искал кого-то для души. Меня. Сожалею, что ты до сих пор этого не понял.
Бедный, бедный мальчик. Кинуть быстрый взгляд на мертвые тела и приблизиться к ним.
- Скоро рассвет брат. Я бы хотел сжечь их здесь, но если ты вздумал рассказать о случившемся совету и просить ордер на мое уничтожение, что ж... Я с достоинством приму эту участь.
Тем более, что с моими связями ты никогда не добьешься того, чего желаешь.

- Ты не убьешь меня.
Тихий шепот. Мгновенно пришедшее осознание, достаточно было брату приблизиться практически вплотную, и это позволило Мэланио почувствовать это, понять. Слова клятвы, страшные слова, с каким отвращением он принимал ее, и с каким бы упоением сейчас разорвал. В душе, если таковая вообще имела место быть у него, затеплился огонек Свободы. Она словно птица, словно сам феникс, возрождалась из пепла и разворачивала свои маленькие крылья. О, как он хотел ее. Как он ее жаждал. Ненависть брата разливалась внутри него и вампир уже не мог отличить ее от своей собственной, а закрываться отчаянно не хотелось. Это чувство давало ему силы, оно было смыслом его жизни. Он не мог жить спокойно, пока жив Адавнан, и просто бы не смог жить, если бы того не было. Он не раз задумывался, а что было бы, если бы его брата как такового не существовало. Что было бы, если бы его в принципе никогда и не обратили. Но в истории не существует сослагательного наклонения, какой бы эта история не была. 
- Ты не убьешь меня. Ты не можешь убить меня. Нет!
Его словно разрывало. Между желанием остановить все это и жаждой узнать, что будет дальше. Он не мог позволить принцу договорить, ведь мог не проснуться с рассветом, но велика была цена и велико было искушение...
- Сердце твое к моему.
Проговорить словно бы на автомате. Но унисона не последовало. Другие слова, совершенно другие, их много, а их смысл так туго доходит до сознания. Любовь, ничтожность, но где же, где же слова клятвы. С ним решили поиграться, это было обидно, это было отвратительно. Быть куклой, быть чертовой марионеткой в чужих руках! Находиться в подвешенном состоянии так унизительно, что хотелось вопить о своей жалкой и несправедливой судьбе.
- Гадкий братец! Я второй по силе вампир в Венеции! И я твой брат! Какое правосудие ты собрался вершить?..
Развернуться, касаясь рукой стены огня, обжигаясь, но заставляя ее расступиться и позволить ему войти в круг. Огонь опалял волосы, жег спину, щеки, жег все тело. Но у них был один Сир, одна сила и один клан. Одна кровь в конце концов, сколько бы в ней не было намешано, он как никто другой чувствовал принца, чувствовал его настроения, чувствовал его мощь и возможности.
- Ты не имеешь права решать проблемы касаемо моей личности в одиночку и без позволения Совета. Каким бы ничтожным ты меня не считал, я слишком важная "пешка" в твоем городе.  
Как он любил такие моменты. Они стояли слишком близко, а он наконец имел возможность смотреть на брата с верху вниз. И не потому что был в принципе выше, а потому что хотел возвыситься. Это ненавистное лицо, словно зеркало, только кривое и потрескавшееся, но все еще в дорогой оправе. Стена огня сужалась, заставляя вампира нервничать. Каков бы ни был этот огонь, но он все же мог его поглотить, да и просто оставить ожоги на его теле. Поэтому он и ударил первым. Огненная плеть в живот, потом в ноги брата, связывая их, скручивая, сжигая лоскуты одежды.

Любимый братик. Корчит из себя доброго, справедливого, Принца, мать его. Сплюнуть, уворачиваясь от огненного потока, выгибаясь назад, подметая ворохом светлых волос соломенный пол, сдерживая рвущийся из глотки крик от прожигающей все тело, испепеляющей на две половины огненной стены, зубы до скрежета, прорываясь одной силой воли, ловя ладонями занозы, мостик, стойка на руках, зарычать от мгновенно подламывающихся рук, безвольным кулем падая на пол за стеной. Встать на ноги, отбрасывая с лица спутанные пряди. Практически на автомате, не даром его столько учили. А у нас с тобой один учитель, братик.
- Решил поиграться со мной, Адавнан?
Искривить губы в улыбке, кривой, ненастоящей, болезненной, туша стену брата одним щелчком кровящих пальцев, зато сколько сил вкладывая в это пусть и эффектное, но по сути бесполезное сейчас действо, разве что преград между ними станет на одну меньше. Одна кровь, одна сила, одни методы, пусть и с частичкой силы каждого, поэтому отличающиеся, но все же одинаковые. Подернуть плечами, скидывая с них то, что осталось от дорогого белого шелка, обнажая светлую обезображенную ожогами кожу, которые исчезали прямо на глазах, правда медленно. Завораживающее зрелище, но только не для немертвых. Сам же Мэль давно научился воспринимать это как данное, хотя будучи еще птенцом часами сидел с коротким метательным кинжалом, раз за разом разрезая свою тонкую кожу, собирая на лезвие темные алые капли, наблюдая, как срастаются края ранки.  Раз за разом, пока темное небо не начнет сереть, или пока Сир не надает по ушам или по заднице за такую бесполезную растрату сил.
Да, он был младшим. Взбалмошным бесполезным ребенком. Он не желал научится, лишь просто хотел быть лучше брата. Это постоянное соперничество не утомляло, оно злило. Злило от своего отражения в зеркале до самого постоянного напоминания, маячившего рядом. Словно рок. Может убить тебя и перестать мучится?
- Что же ты скажешь Совету, братик? Что посчитал мой рацион неприемлемым и решил за это лишить меня жизни?
Легкий смешок, пряча  запястья подмышками и чуть раскачиваясь взад-вперед, баюкая переломанные кости, дотягиваясь до самых глубин резиденции, вытягивая силы откуда только можно вытянуть, но мало, их бесконечно мало чтобы за пару минут срастить заново кости и сухожилия.
- Глупо, дорогой. Я вампир-мастер и таковы мои потребности.
Шаг за шагом, они кружили по кругу, не выпуская друг друга из поля зрения. Кровавый круг, темные капли, одна за другой, падали с пальцев на пол, чертя ровную дорожку, пара шагов, и круг замкнется. Он не учился проводить ритуалы и все знания о магии крови и тому подобном были лишь поверхностными, заочными, стенки огня, огненные змеи, ленты, в голове одна за другой проносились картинки старой книжки, пара шагов, а идей все не было. Братишка-то наверняка умел этим пользоваться, это только Мэль отмахивался от Сира, считая ритуалы бесполезной тратой времени, когда все можно сделать руками без всякого рисования.